М. ЗЕНКЕВИЧ

Появление на русском языке сборника стихов Абая Кунанбаева — это открытие новой

поэтической звезды первой величины для широких кругов советских чита­телей, не имеющих возможности познакомиться с творче­ством великого казахского поэта в подлиннике.

Мы знаем исключительную поэтическую одаренность казахского народа, богатство его народной поэзии,— но все же можно только удивляться, как в самые глухие времена царизма угнетенный неграмотный казахский на­род смог создать поэзию такой высокой культуры, как поэзия Абая.

Абай Кунанбаев (1845—1904) является создателем казахской литературы, ее Пушкиным. Это был высоко­культурный, образованный поэт, знавший классиков Во­стока — Фирдоуси, Саади, Хафиза,
Низами, Навои, Фи- зули — и вместе с тем русскую литературу, Абай первый перевел на казахский язык стихи Пушкина и Лермонто­ва, его любимыми писателями были Лев Толстой и Сал­тыков-Щедрин. С Толстым Абая роднило суровое иска­ние нравственной правды, с Салтыковым-Щедриным — беспощадное сатирическое бичевание правящих кругов. От великих поэтов Востока Абай взял совершенство их формы, законченность и краткость, необычную для ка­захской устной поэзии. От русской литературы Абай вос­принял ее передовые идеи борьбы за лучшее будущее человечества. Вместе с тем Абай вобрал в свою поэзию и творчески переработал богатство казахского народно­го творчества, став великим национальным казахским поэтом.

Так же, как и Щевченко, Абай глубоко скорбел об угнетении своего родного народа:

О, бедная моя страна,

народ казахский мой!..

Народ мой, не умеешь ты

владеть своей судьбой.

Абай видел, что «тюрьмы множатся, что ни год», что «в тиски взят казахский народ»:

Нет страны — и одна только честь. Что осталось названье «народ».

В то же время Абаю был чужд узкий национализм, он не делал русский народ ответственным за преступле­ния царизма:

Русские ведь говорят

Не об одном лишь дурном

Сам ты с кровью дурной, хочешь сам  

Быть пройдохой и хитрецом —

А винят лишь русских людей...

Ведь в пример не ставит никто

Ни Толстого, ни Щедрина.

Абай много сделал для культурного сближения ка­захского и русского народов. Его пересказ пушкинского «Евгения Онегина» дошел до самых глухих аулов; он до­нес до казахского народа жемчужины поэзии Лермон­това.

За национальным угнетением Абай хорошо видел уг­нетение социальное — в лице казахских богачей, баев и биев. Он дает красочное описание казахской осени в стихотворении «Ноябрь, преддверье зимы»:

У бая много пастухов и юрта хороша, 

А бедный мерзнет сам в степи, скотину сторожа;

Он квасит кожи и дубит их в ледяномчану:

Жена, бедняга, ткет чекмень, от холода дрожа.

И для ребенка нет костра, и в юрту натекло

 И улетучилось давно последнее тепло;

А старикам — совсем беда, ложись и помирай:

И пищи нет, и солнца нет, и ветер воет зло.

Бедняку приходится голодать и унижаться, тщетно вымаливая у богатого хозяина хотя бы полмешка сухо­го кизяка, а богатый бай и его сын живут в тепле и до­вольстве:

Пускай над степью снеговой буран гремит

                                                        опять —

Ведь байский сын одет и сыт, ему тепло

                                                            гулять,

А батрачонок целый день обязан быть

                                                         при нем

И со слезами на глазах ублюдка

                                                   забавлять...

А бай балованным сынком доволен без

                                                             конца;

На радость баю,— он растет собакой,

                                                   весь в отца:

Голодных; сверстников своих стыдится

                                            байский сын,—

 В нем жадность вора, кровь отца и

                                           совесть подлеца.

В конце стихотворения поэт пытается усовестить бая и обращается к нему с призывом:

Богатый бай, не будь скупцом, убийцею

                                                        не будь.

Хоть эту зиму прокорми детей и старичков!

Но сам поэт не верил, что на баев можно подейство­вать таким «толстовским» призывом. Слишком хорошо был Абай знаком с той хищной средой баев и биев, в ко­торой ему поневоле приходилось вращаться; он знал, что

...Они в жадности волка лютей.

Он дает им явно издевательские советы, «как без тру­да держать в руках народ»:

Народ — дитя, его не обижай. Тихонько у него стащить — верней...

В стихотворении «Кулембаю» Абай беспощадно ра­зоблачает выборы волостных старшин из богатых, под руководством уездного начальника:

Непокорных в бараний раг

Посгибали в единый миг...

Чтоб уездный услышал, я

Посильней бранюсь тогда,

— Кой-кого и палка моя

Саданула, тяжка, тверда.

Темнота и забитость казахского иногда поэта в отчаяние:

Где найти мне смысл бытия,

Коль народ невежествен мой?

Поэзия для Абая не была забавой, а высоким граж­данским подвигом:

Не для забавы я слагаю стих.

Не выдумками наполняю стих.

Долг поэта — разоблачать обман и открывать наро­ду правду, поэт...

В века, в их темную даль

Орлиный свой взор устремит,

Оплачет их зло и печаль.

Глупцов и невежд заклеймит.

Песня нужна народу, ибо:

Всем пресытиться может душа.

Только песня всегда хороша.

Но может ли безграмотный, забитый, нищий народ в полной мере понять песню самого поэта? Абай подчас сомневался в этом, видя, что

...по-прежнему спит народ,

И ничто его не проймет...

Люди учат, поют мой стих.

Но он темен еще для них.

Отсюда рождалось у поэта чувство одиночества:

Одинокое, не найдет

Сердце отклика на пути.

Мысль моя, прерви свой полет,

Коль пристанища не найти!

В мрачные минуты поэту казалось даже, что «недолго­вечно добро, а зло пребудет всегда». В такие минуты поэт сомневался в том, нужны ли его поэзия, его песня и мысль:

Песня болтлива — зря тайну вверил ей...

Лучше, право, ей смолкнуть вместе со

                                                        мной!

Но Абай вовсе не был пессимистом. В замечательной лирике его так много радостных, ярких, жизнеутверж­дающих стихов! Упоением, отвагой и мужеством дышит стихотворение «Охота с беркутом». Оно написано с та­ким увлечением, что читателю хочется самому, вместе с охотником, мчаться «на ветроногом скакуне ранней зорькой на снегу» и спускать беркута на рыжую лисицу. В русской поэзии много прекрасных стихов о временах года, но и среди лучших из них не потеряются «Весна», «Лето», «Осень», «Зима» Абая. Колоритные стихи эти открывают для нас по-новому природу степного приво­лья казахских кочевий. Упоенно -страстно и в то же вре­мя целомудренно звучит любовная лирика Абая. В «Об­ращении джигита» юноша пылко объясняется в любви девушке:

О мой фазан, позволь хоть раз

Прильнуть к тебе и заглянуть

В горячий мрак бездонных глаз!

А в «Ответе девушки» героиня смело заявляет люби­мому о своем выборе:

Мне легче умереть, чем лечь

С другим на ложе без любви.

Недаром эти любовные объяснения в стихах заучива­лись наизусть казахской молодежью. Абай был не толь­ко поэтом, но и композитором, как большинство казах­ских акынов. Он дал ряд мелодий на свои стихи. Эти мелодии очень популярны и своим мелодическим богат­ством могут поспорить с лучшими оперными ариями.

Из мрачной эпохи угнетения казахский народ береж­но донес поэзию Абая до наших светлых дней. Стихи Абая заучивались наизусть и, как песня, передавались из уст в уста.

                                                                                              Зенкевич М.А.Слово об Абае с.26-30