АБАЙ В БЕРЛИНЕ
Абая, именем которого названа улица в Берлине, иногда называют «казахским Гете». Эта метафора имеет основание, так как подразумевает значение, которое имеет этот поэт, композитор и просветитель для национальной литературы, универсальность его творчества и деятельности. Но вряд ли была бы верна эта метафора, если бы он не был «другим», как сказал поэт Лермонтов о Байроне.
Выходец из степи, Абай по замыслам своего отца, имевшего четыре жены, должен был занять должность родового судьи, чтобы помогать отцу в управлении родом, но Абай стал защитником интересов народа.
Абай не ограничился обучением в мусульманском медресе, наряду с восточными языками он изучил также и русский язык, а сосланные царским режимом русские революционеры обогатили его знания и расширили его мировоззрение. Его духовное, поэтическое общение с восточными классиками, а также с Пушкиным, Лермонтовым и Львом Толстым, знакомство с мировой литературой позволили ему, опираясь на казахское устное народное творчество, стать основоположником письменной казахской литературы. Это был путь, осложненный конфликтами, внутриродовыми интригами, слежкой со стороны российских властей, а также путь, сопровождаемый семейными трагедиями. Вся драматичность того периода его жизни выражена строкой его стихов, написанных за три года до его смерти: «Это не жизнь, что осталась за мной, это моя неисполненная мечта!».
Хотя немецкому читателю творчество Абая пока еще не доступно, но этот поэт и его эпоха вызвали немало сопереживаний у читателей благодаря одному роману. Это роман-дилогия Мухтара Ауэзова «Абай» (в немецком варианте «Перед рассветом», 1958) и «Путь Абая» (на немецком языке «С течением времени», 1961). В рецензии, написанной к роману, отмечено его бесспорное значение для мировой литературы: «Великолепно, без каких-либо шаблонов, выражены взаимоотношения между выдающейся личностью и народом на фоне многогранных социальных, культурных и межличностных взаимосвязей и взаимовлияний».
Я прочел этот роман несколько десятилетий назад, когда только начинал свою деятельность в издательстве, но до сих пор живы в моей памяти написанные Ауэзовым картины степей, жестоких битв, в которых проходили переломные моменты феодального кочевого общества, а также картины, отображающие рост авторитета Абая, воспетый даже в песнях, и его разрушенная старыми обычаями и предрассудками любовь к Тогжан. Этот роман продолжает жить во мне и в моих представлениях о Казахстане.
Вряд ли тот, кто прочитал в нашем немецком издании роман Мухтара Ауэзова, посвященный Абаю, забудет его. В этом романе автор постарался передать отношение героя к феодальному обществу казахского народа, который ранее был кочевым народом, а теперь переживал социальный переворот. В романе показаны события, происходившие как с приходом капиталистических производственных отношений, так и под влиянием революционных настроений из самодержавной царской России.
Когда 1 января 1958 года я принял приглашение работать в издательстве «Kultur und Fortschritt» - «Культура и прогресс» (оно с 1964 года стало составной частью издательства «Volk und Welt» - «Народ и мир»), где я должен был работать главным редактором издательства по публикации советских авторов, вышел в свет первый том переведенной на немецкий язык тетралогии Ауэзова «Vor Tau und Tag» («Перед рассветом»). Ответственным за издание первого тома, состоящего из двух книг, был мой предшественник Эрих Мюллер. При подготовке к изданию второго тома, уже под моим руководством (том «Über Jahr und Tag» («С течением времени») был издан в 1961 году, название предложено Эрихом Мюллером), я написал одну из своих первых принципиальных издательских рецензий. Эрих Мюллер был лично знаком с Мухтаром Ауэзовым и переписывался с ним, готовя к изданию сборник казахских эпосов и сказок «Das goldene Zelt» («Золотая юрта»), увидевший свет в 1956 году. Письма Эриха Мюллера и Мухтара Ауэзова хранятся в архиве научно-культурного центра «Дом Ауэзова» в Алматы.
Незабываемое впечатление оказало на меня и сотрудничество с художником-графиком Бертом Хеллером, которого мы попросили выполнить иллюстрации к двум томам издания на немецком языке: множество красочных сцен, выполненных им оригинальным стилем и вызывающих неоднозначную реакцию, свидетельствуют о том, насколько впечатлило его произведение Ауэзова.
Перевод двух томов был осуществлен с русского языка, а на русский язык перевод выполнили четыре переводчика под общим руководством Леонида Соболева. Несмотря на то, что я считал нашим долгом, шаг за шагом переходить к тому, чтобы переводить произведения и других национальных литератур СССР с языка-оригинала, к сожалению, мы так и не добились этого в отношении казахского языка. Нашими переводчиками с русского на немецкий язык были Хильда Ангарова по первому тому, Рупрехт Вильнов по второму тому (при переводе стихов ему помогал поэт Вильгельм Ткачик). Прошло больше половины столетия, а чувство близости к земле Казахстана, благодаря искусству, стилю, силе изображения Мухтара Ауэзова в его романе-эпопее, представляющей страну в движении, я испытывал уже в первый свой приезд в Казахстан, несмотря на все преобразования на казахской земле, произошедшие со времен Абая. А очарование связано, конечно, именно с личностью Абая, с изображением его борьбы с общественными противоречиями и ударами судьбы. Меньше запомнились мне от первого чтения романа переведенные на немецкий язык цитаты из поэзии Абая.
Меня радует, что мы, благодаря нашим издательским возможностям, выпустили в издательстве «Volk und Welt» («Народ и мир») до 1989 года восемнадцать казахских произведений. Наряду с произведениями Ауэзова, это книги Тахави Ахтанова, Ануара Алимжанова, Дукенбая Досжанова, Абиша Кекильбаева, Сатимжана Санбаева, Мориса Симашко, Олжаса Сулейменова. Кроме того, был издан сборник казахских рассказов, уже упомянутый сборник казахских народных эпосов и сказок, а также, вопреки некоторым препятствиям, книга произведений этнических немцев Поволжья. Творчество Абая на время выпало из наших планов. Конечно, я бы мог сослаться на то, что «Volk und Welt» издавал мировую литературу ХХ столетия, но такой пробел был и у других. Казахскую литературу в Германии издавали. Например, произведения Абдижамила Нурпеисова вышли в свет в «Aufbau», Тынымбая Нурмагамбетова – в «Kinderbuchverlag».
Для меня важным стимулом для обращения к собственному воспроизведению поэзии Абая было переименование «Улицы №90», которая находится рядом с берлинским зданием посольства суверенной Республики Казахстан, в «Abaj Strasse». Чествовать Абая во всем мире, такое решение было принято ЮНЕСКО еще тогда, когда приближалось 150-летие поэта. В связи с этим посольство Казахстана обратилось в округ Панков Берлина с просьбой дать название безымянной до этого улице №90, на которой находилась резиденция посольства. Во время церемонии, открытой послом Казахстана Е.М.Асанбаевым, прозвучали выступления, в которых вспоминали, что к учителям Абая относился политический ссыльный Е.П.Михаэлис, потомок российских немцев, на исторической родине которого одна из улиц отныне названа именем Абая. Бургомистру округа Панков предстоит «продлить» эту улицу. Если это предложение воспринимать как метафору, то первое немецкое издание Абая смогло бы способствовать такому «продлению». На церемонии в честь присвоения имени Абая улице в Берлине побывал поэт Олжас Сулейменов; он приезжал из Рима, где находился в качестве посла Казахстана. Свое отношение к истории поэт выразил следующими словами: «Слово отражает глоток, порыв, камень, улыбку, стук копыт, прозвучавший в те далекие времена, и виноградную лозу, прогнувшуюся под тяжестью плодов». Заместитель бургомистра округа Панков А.Любавинский в своем выступлении даже процитировал стихотворение Гете в переводе Абая на казахский язык. Посол Казахстана и господин А.Любавинский, находясь на стремянке, вместе сняли драпировку с таблички «Abaj Strasse». Написание имени с буквой «j» указывает на небольшую проблему в рецепции – разный способ транскрипции.
Решение о переименовании улицы было принято административным ведомством округа Панков в Берлине 14 декабря 1999 года, а торжественное открытие состоялось 18 февраля 2000 года. В праздничной церемонии, организованной казахстанским посольством, принимали участие многие жители, живущие по соседству, и другие берлинцы. Из Казахстана приехал писатель Калмухан Исабаев. Гетевское «Над вершинами гор тишина», переведенное и положенное на музыку Абаем, стало популярным в Казахстане как песня. Писатель Калмухан Исабаев привез в 1979 году в Габельбах текст Абая. Немец из Алматы Герольд Бельгер в одной из своих работ сопоставил гетевское «Завещание» и абаевское «Когда смерть придет за мной». Его размышления затрагивают творчество обоих поэтов; он проводит параллель между традициями через тысячелетия, а это не так просто сделать. Не просто постичь строфу из стихотворения Абая, не осознав в целом призвания поэта, его ответственности перед будущим, утверждаемой или отчаянно осознаваемой вечностью законов бытия. Приведу следующие строки: «Сбылись ли мои мечты? – Что за иллюзии! / - Меня гнетет, что я не достиг большего. / Но что толку жаловаться в этих стихах: / В них не скроешь тайны».
Обойдем вниманием – основанные скорее на невежестве – протесты отдельных жителей против переименования, которые были напечатаны в «Berliner Zeitung», наряду со статьями с достоверной информацией. Я же написал статью об этом празднике «Абай в Берлине» в информационном форуме «Top / Berlin international» (№5, 2000), издаваемом управлением Сената по труду, социальным и женским вопросам, уполномоченным по вопросам иностранцев. Кроме того, чтобы лучше приблизиться к Абаю- поэту, в Немецкой государственной библиотеке я читал стихи Абая на русском языке из сборника «Избранное» издательства «Художественная литература» (Москва, 1970, предисловие Мухтара Ауэзова). Это чтение целиком обогатило мое впечатление от поэзии Абая, но в моем подсознании всплыло воспоминание о статье в газете «Феникс», в которой Герольд Бельгер проводил параллели между стихотворением Гёте «Завет» и Абая «Когда умру…» (Альманах российских немцев по художественной литературе и публицистике. Алматы, 1995, № 11). Тогда, в конце статьи «Абай в Берлине» я написал: «Не просто на основании одной строфы из стихотворения Абая продемонстрировать его отношение к призванию поэта, его ответственность перед будущим, утверждаемую или поставленную под сомнение вечность законов бытия. Приведу все же следующие строки: „Fand ich Erfüllung? – Wie illusionär! / Daß ich nicht mehr erreichte, drückt mich schwer. / Was aber nützt es, im Gedicht zu klagen: In Versen blieb es kein Geheimnis mehr“ [1].
Этим стихотворением в русском переводе, выполненном Юлией Нейман, Абай оказал на меня впечатление благодаря своему требовательному отношению к себе, когда он оглядывается назад на прожитую жизнь, когда осознает себя борцом, сожалея о том, что у него недостаточно сил для борьбы, когда представляет отчет перед своими современниками. Смотрит ли он обескураженным взглядом на прожитую жизнь? Всё его стихотворение, его слог, стиль, выдержанная динамика от строки к строке не отпускали меня более от притяжения к Абаю. Итак, речь идёт о первых четырех строках стихотворения Абая, которые я перевёл, доверяя поэтическому переводу Нейман с казахского на русский язык, не располагая ни подстрочником, ни консультацией, помогающей мне глубже постичь оригинал. Это было, пожалуй, первым импульсом, который через какое-то время дал повод предпринять новые попытки перевести на немецкий язык Абая.
В декабре 2002 года я неожиданно получил приглашение от казахстанского ПЕН-клуба из Алматы, для вручения мне премии имени Михаила Дудина «за значительный вклад в пропаганду казахской культуры и издание литературы Казахстана на немецком языке». 5 мая 2003 года (в Алматы я был уже восьмой раз) я получил награду из рук президента казахстанского ПЕН-клуба Абдижамила Нурпеисова. Ещё в 1998 году Герольд Бельгер в «Казахстанской правде» опубликовал своего рода хвалебную речь под заголовком «Благодарность собрату». В конце октября 2002 года вышла в свет ещё одна его большая статья «Приятная весть из Берлина», в которой обсуждалась моя книга «Фольк унд Вельт. Автобиографические свидетельства об одном легендарном издательстве». Во время моих нескольких встреч с Бельгером темой разговора был Абай. Нурпеисов показал мне казахские издания Абая, вышедшие к 150-летию со дня рождения. Этот юбилей праздновался во всём мире по решению ЮНЕСКО. Бельгер подарил мне первое немецкое издание произведений Абая под названием «Buch der Worte» («Книга слов»), подписав следующим посвящением: «Ну, должен же быть у казахстанца Лео Кошута Абай. Иначе Лео не поймёт казахов, а Абай – Лео. А это было бы досадным недоразумением. Герольд. 07.05.03». И в поиске более обширного сборника стихов Абая на русском языке я приобрел книгу «Абай. Стихи. Поэмы. Проза» (Алматы, 2002).
Обе книги обогатили мои знания об Абае, моё отношение к нему. «Книга слов» - по-немецки название оригинала можно было перевести и как «Медитации» - содержит многообразие моральных, политических, философских максимов, наставлений и заветов. Книга «Абай. Стихи. Поэмы. Проза» стала для меня особенно ценной ещё и благодаря тому, что в ней было эссе Герольда Бельгера «Властитель – слово. Почему трудно переводить Абая?». Это основополагающее произведение – созданное в 1991 году и до сих пор многократно переизданное – стало для меня своего рода озарением и в то же время вызовом. То, что я почти интуитивно понял: прямо-таки библейско-творческая сила слов Абая, которые являются самобытными, незаменимыми, полными глубокого значения и смысла, к тому же поэтика, ломающая ставшие рутиной традиции, вплоть до стихосложения, метафоричности, интонации, но подчиненная смыслу, ставит перед поэтом-переводчиком сложные проблемы – не говоря уже о национальных чертах и об отношении к религии. К этому нужно ещё прибавить, что в бессмертных стихотворениях Абая присутствуют личность поэта и его жизненный опыт. От того, что я передаю здесь своими словами, у меня возникло искушение перевести в стихотворной форме хотя бы некоторые стихотворения Абая.
Начинал я со следующего: я не знаю казахского языка, и не было у меня подстрочных переводов. Не буду касаться спора, уже ставшего вечным, о том, допустимы ли стихотворные переводы через построчный перевод. В своей издательской практике я вынужден был быть гибким. Если имелись знающие язык поэты, то предпочтение мы отдавали им (хотя они обыкновенно сильно привязаны к своей собственной поэтике, так что она может более или менее всё равно взять верх над поэтикой переводимого оригинала, привести к адаптации). В случае, когда мы не хотели отказаться от того, чтобы обогатить немецкую культуру изданием иноязычного поэта, мы были вынуждены предоставить немецкому поэту-переводчику подстрочники. Подстрочник должен, правда, передавать оригиналы до мельчайших деталей, он требует особого искусства. Вот пример. При издании в издательстве «Фольк унд Вельт» двуязычного сборника Николая Асеева („Stählerne Nachtigall“ – «Стальной соловей»; на русском и немецком языках, Берлин, 1973), переведенного и знающими русский язык поэтами, и поэтами, работающими на основании подстрочников, мы в случае с одним стихотворением, наряду с его немецким поэтическим переводом, напечатали образцовый подстрочник Оскара Тёрне.
Мы отдавали предпочтение хорошим немецким поэтам, делающим поэтический перевод, не отказываясь при этом, в случае необходимости, от помощи знающего русский язык поэтически одаренного любителя. Кроме этого, я сам накопил многогранный опыт на собственных попытках и как переводчик стихотворений Михаила Лермонтова, и как издатель произведений Владимира Маяковского, Константина Симонова, Сергея Есенина, Булата Окуджавы, Риммы Казаковой (все – русскоязычные), Ильи Чавчавадзе (грузинский), Габдуллы Тукая (татарский), кабардинского сказания Сосруко и других, а также при издании (без собственных попыток поэтического перевода) произведений Юстинаса Марчинкявичюса и Олжаса Сулейменова, к которым я написал подробные послесловия. Теперь передо мной в качестве источника находились только два вышеназванных издания переводов на русский язык (из книги «Избранное» издательства «Художественная литература» я сделал себе несколько копий, когда читал книгу в Государственной библиотеке). Конечно, я обратил внимание, прежде всего, на те стихи, в которых, по моему мнению, ярче всего ощущалась личность, черты характера, позиция поэта. Это означало также, что я предпочитал те переводы, которые, как мне казалось, наиболее точно и непосредственно передают суть Абая, наименее – в поиске художественного решения на русском языке – приближаются к адаптации. Я нашёл очень интересным то, как Герольд Бельгер в своей поздней статье «На пути к немецкому Абаю» (AMANAT, № 6, 2004) не только цитировал мои письма, но и сам комментировал мои решения, анализировал мои результаты. Фактически, я сознательно опирался на переводы Юлии Нейман (а один раз и на перевод Александра Гатова), потому что именно у нее я меньше всего опасался риска поддаться метафорам, которые служат творческой передаче соответствующего оригинала, не очень соответствуя его поэтическому оформлению (этим самым я, конечно, не формулирую критерии для художественной оценки свободных поэтических переводов стихов, хотя мне кажется, что стихи Абая достигают глубины мысли и эмоциональной силы благодаря безыскусственному языку).
Таким образом, исходя из вышеуказанной практики, я перевел четыре стихотворения Абая на немецкий язык: «Язык любви – язык без слов», «Когда умру, не стану ль я землей?», «Тихой ночью при луне» и «Я надеялся – листья надежды желты». Эти стихи самым различным образом дополнили для меня образ поэта (даже, если он и заштрихованный), который по-человечески располагает к себе. Герольд Бельгер в упомянутой статье, со знанием дела и так проникновенно написал об этих четырех стихотворениях, переведённых на немецкий язык, сравнивая их с оригиналами и переводами на русский язык, и сделал это так хорошо, что мне почти ничего не осталось и добавить. И всё же, следующие вопросительные предложения Абая в начале стихотворения «Когда умру, не стану ль я землей?» сами по себе однозначно вытекают из стихотворения. Ведь поэт задаёт себе вопрос: что от него останется после смерти. Все следующие друг за другом вопросы посвящены (с точки зрения живущего ещё на земле человека) таинству смерти и таят в себе намного больше пространства для интерпретации, чем возможная констатация чего-то неизбежного. К тому же, они открывают интонацию, которая придаёт стихотворению в переходе к диалогу автора с «потомком» (по сути это диалог с самим собой и тем миром, который наступит после его смерти) цельность, вплоть до – Бельгером убедительно интерпретированного – замаскированного автором внезапного прекращения откровений. Какая личность, с каким жизненным опытом говорит с нами через это стихотворение и, конечно, требуется, чтобы и в переводе каждое слово, каждая рифма имели соответствующее значение.
Тогда во время моего первого перевода («Язык любви – язык без слов») я еще не следовал казахской рифме aaba, которая вместе с казахскими девяти- и одиннадцатисложными стихотворными строками все же может и без немецкой стихотворной стопы придать поэзии адекватную выразительность; правда, это требует особо построенной дикции, особого построения языка. Позже я в этом своём первом переводе Абая на немецкий язык ничего не изменил, за исключением отдельных деталей. В самом начале Бельгер предостерегал меня по поводу неправильного воспроизведения слова «аул» («Aul») словом «деревня» («Dorf»), я тогда отстоял слово «деревня». Но в издаваемом немецком сборнике «Двадцать стихотворений Абая» я всё-таки поставил слово «аул» («Aul»).
В том же 2004 году, когда вышла в свет блестящая статья Бельгера в «Аманате», я опубликовал в немецком журнале «die hоren», последовавшем за основанным в 1795 году Фридрихом Шиллером и просуществовавшем тогда до 1797 года журнале, три из этих переводов стихов Абая на немецкий язык, вместе с отрывками из Бельгеровского эссе «Духовное созвучие – Абай и Гёте». Эта публикация была посвящена памяти поэта к столетию со дня его смерти («Гёте и Абай. В память о казахском народном поэте» – Бремерхавен, Выпуск 216).
Вслед за своим анализом моего перевода стихотворения «Когда умру, не стану ль я землей?» Герольд Бельгер пишет, не занимаясь мелочной критикой: «Браво, Лео – невольно вырвалось у меня. Я удивился: как он сумел, пройдя через все лексические, стилевые, версификационные сложности и преграды так ловко «онемечить» Абая». Конечно, без такой оценки великолепного знатока Абая, я бы не набрался мужества продолжить эту работу. Правда, предполагалось, что я мог опираться в работе на подстрочные переводы, не говоря уже о консультациях Бельгера, который получал от меня каждый готовый мой поэтический перевод стихов. С самого начала наша переписка уже отражала наше сотрудничество. Здесь я должен упомянуть две книги, которые, наряду с другими, мне выслал Герольд Бельгер. Первой была книга «Двадцать стихотворений Абая» (Составитель и переводчик Марат Адибаев, Алматы, 2005). Дата указана под письмом в посвящении: «Дорогой Лео! Вот обещанная книга. Надеюсь, она послужит подспорьем для начинающего абаеведа. Герольд. 28.07.05». Затем последовала вторая книга, в расширенной редакции, отчасти с новыми эссе «Абай. Тридцать семь стихотворений» (Составитель и переводчик Марат Адибаев, Алматы, 2006). Обе книги содержали эссе об Абае, в обеих было эссе Бельгера «Властитель – Слово. Почему трудно переводить Абая?», во второй книге было также эссе «К русскоязычной адаптации поэзии Абая» и эссе под названием «Опередившие время», в котором проводится параллель между Пушкиным и Абаем. Но, прежде всего, нужно сказать, что там находились двадцать и тридцать семь стихотворений Абая в оригинале, их подстрочный перевод и до шести поэтических переводов на русский язык каждого стихотворения, а также по всем поэтам, кому принадлежал поэтический перевод, была дана краткая биографическая информация. Такие книги (вторая была расширенной редакцией первой) могут дать толчок иноязычному усвоению Абая, оказать бесценную помощь переводчикам, имелось бы только знание русского языка. Мне лично вторая книга очень помогла расширить свой выбор стихотворений для поэтического перевода, хотя, конечно, в количественном отношении преимущества были ограничены. А именно потому, что я очень высоко ценю это издание, я не могу промолчать о том, что оно всё же имеет, к сожалению, один существенный недостаток. Ах, если бы только подстрочный перевод, который будет фундаментом в работе того, кто делает поэтический перевод, отвечал его основным требованиям! Отвечали бы они критериям подстрочника, которые выдвигает Бельгер в своем эссе и которым отвечают его собственные подстрочники! Здесь я имею в виду не только мои проблемы с ужасным «Утёсом» в последней строке подстрочного перевода стихотворения «Посмотри, этот мир тебя грабит», который я тщетно пытался поэтически интегрировать, пока Герольд Бельгер, шокированный «чертовым утесом», не разъяснил, что в оригинале речь идёт о «правде, истине» (путаница между «шын» и «шың – 15.05.06). Такого рода неправильные подстрочные переводы в некоторых случаях удерживали меня от попыток переводить те или иные стихи, в двух-трёх случаях я имел возможность получить интерпретации стихов от Бельгера или от берлинского тюрколога Зигрид Кляйнмихель. От Бельгера я получил подстрочные переводы для дополнительных стихов. В любом случае было бы действительно стоящим делом, переработать вторую расширенную книгу в этом отношении.
Поэтические переводы стихов на русский язык очень помогают в работе, так как они содержат многообразие интересных, а порой и вызывающих несогласие интерпретаций. Как бы то ни было, каждый, кто делает поэтические переводы стихов, исходя из своего глубокого и всё охватывающего восприятия оригиналов, должен найти свои решения.
То ли он не мог дождаться возможности составить книгу переводов стихов Абая на немецкий язык, то ли он хотел дать вызов мне, но, когда он получил от меня всего только пять стихов, то в письме от 12 декабря 2005 года Герольд Бельгер ошарашил меня идеей, не стоит ли взяться за сборник моих переводов и переводов четырех других авторов, опубликовавших немецкие переводы стихов в журналах. Мой ответ от 8 января 2006 года был предопределён – так сильно уже захватило меня занятие стихами Абая. А на реальное решение вопроса навела меня упомянутая книга «Двадцать стихотворений Абая». «Раз я уже взялся за Абая и Вы меня одобряете, - ответил я Бельгеру, - в моих мыслях мне представляется немецкое издание, автором-составителем которого является Герольд Бельгер, автором статьи или статей и возможных комментариев тоже Бельгер, консультантом переводчика - Бельгер, а переводчиком Лео Кошут». В таком случае не будет у меня и возражений против добавочного отдела с конкурирующими переводами других. «Пусть будет возможность для сравнений, как и в той книге с оригиналами и подстрочниками и русскими переводами... На это, конечно, еще уйдет время, но цель этого стоит». В итоге прошло целых три года, пока я смог выслать Бельгеру 18 августа 2006 года рукопись моего двадцатого стихотворного перевода «Природа смертна – вечен человек» (русский поэтический перевод Льва Озерова взят из книги «Абай. Стихи. Поэмы. Проза»; немецкий подстрочный перевод с оригинала осуществила для меня Зигрид Кляйнмихель).
Двадцать стихотворений – это малое количество избранного, и всё же, подводя итог, я бы сказал: «Какой великолепный поэт говорит этими стихами! Как он захватывает, терзаясь своей философской борьбой за постижение непримиримого и неразрывного противостояния смерти и бессмертия!» В стихотворении «Грядущее скрыто туманом от нас» центральной проблемой является – сразу же социально интерпретированное - противопоставление между «Я» (разум и душа) и «Моё» (плоть). Осуждая необузданность «господ», их рвение к обогащению, Абай выдвигает неприкрыто общественные требования, обобщает свои размышления афористически – у меня по-немецки так: „Flieht die Seele, verläßt sie Leib und Güter. / Also sag: Was verbleibt dir dann noch vom `Mein´?“ [2]. Всё стихотворение написано в стиле мучительного поиска правды, уже во вступлении звучит: «Beherrschte ich doch eines Hellsehers Kunst!» [3].
То, что мысли и вопросы Абая всё время выливаются в афоризмы, это тоже характерно для его языка, а для того, кто переводит его стихи, это является своего рода вызовом. Вот, к примеру, размышления поэта о бренности человека (включающие все же поиск смысла жизни): „Doch darf man jemanden gestorben nennen, / wenn seine Worte in uns weiterglühn?“ [4]. Бренность остается, по крайней мере, предостережением: „Schon die Minute gleicht dem Menschenleben, / sie bricht an, ist dahin... Ein Windhauch im Gras.“ [5].
Как будто для нашего времени написан разговор Абая со своим сердцем: „Die uns heute laut jubelnd umdrängen, / stürzen noch unsre Podeste um.“ Или: „Die Dirne, die nur mit dem Geld ins Bett geht - / sie wählt nicht den Mann nach Wert“ [6]. Многие строки поэта основаны на критическом взгляде назад, на свою собственную жизнь, на болезненные воспоминания, и этим автор очень располагает к себе: „Sag, welche Ernte hast du eingefahren? / ... / bliebst du doch ungebeugt, trotztest Gefahren?“ – спрашивает он себя в стихотворении «Рос ты быстро, стремясь в небосвод голубой» [7]. Поэт ищет сочувствия, солидарности, потому что его измученное сердце «на сорок лоскутов тоскою растерзано» („Von vierzig Flicken umfaßt / pocht weh mein gequältes Herz“). Я цитирую из моих переводов, не перечисляя при этом множество попыток, предпринятых мною в стремлении как можно лучше приблизиться к Абаю, но, надеюсь, что в примерах узнаваемы мои критерии. Обязательно надо было обеспечить, чтобы строчки вливались в соразмерную интонацию строфы, а строфы – в соразмерную интонацию всего стихотворения.
„Ein jeder lebt in seiner Zeit“ [8] - так говорится в последнем, не меньше других задумчивом стихотворении. То, что Абай как просветитель своего времени и в стихах не отказывается от прямых сопоставлений, доказывает уже самое первое стихотворение моего сборника „O Gott, erhöre mich doch“ [9], а что касается этого стихотворения, я был неуверен, будут ли понятны для немецкого читателя, к примеру, нападки автора на своих сородичей - найманов и аргынов. Здесь ещё появляется существующий в реальной жизни «тез», то есть станок, с помощью которого выпрямляют или сгибают жерди для постройки юрты. Как я мог создать словесный образ, по которому бы немецкий читатель понял, что речь идет о станке, которым Бог выправляет неразумных – Begradigungszwinge, Spantenbiegestock, Schöpfungs-Biegebock, Schöpfungs-Biegestock? В стихотворении «Зима» я не стал по имени называть сородичей Кандыбая и Каная, а заменил их обобщающей фразой: „Statt Wölfen füttert lieber der Weiden Herrn“ [10]. В картине зимней стихии мне показалась такая замена допустимой деталью. Хотя я не уверен, узнает ли немецкий читатель в стихотворении «Зима» в грозном «свате – зиме» [11] северных соседей казахов, которых по интерпретации казахских исследователей поэт имел в виду.
Следует отметить, что стихотворения «Лето» и «Зима» взяты из более широкого цикла времён года. Они отличаются от других более повествовательным стилем, свидетельствуют о примечательном разнообразии поэтических средств в произведениях Абая. А какая мудрость звучит в последних строках стихотворения «Лето»: „Nur ein Alter, dem vergangne / Kraft im Traum bloß aufersteht, / lacht lauthals – und folgt beklommen / dem, was ringsum vor sich geht“ [12].
Стихи Абая даже из такого избранного малого количества показывают поэта в самых различных настроениях и состояниях – решительным, обеспокоенным, задумчивым, печальным, одиноким. Тем больше веса приобретает его подтверждение о призвании поэта („DIES heißt: Berufung des Poeten“), его поэтическое заявление о готовности: „Kraftvoll zu dienen dem Planeten, / zu geißeln, was der Menschheit Last“ [13].
Все мои переводы Абая на немецкий язык, как и приведенные в этой статье цитаты на немецком языке, – результат работы над переводом. В целях «экономии» места я ограничиваюсь демонстрацией этого рабочего процесса на одном небольшом примере. Пусть первая строфа стихотворения «Грядущее скрыто туманом от нас» послужит таким примером. Основываясь на нижеприведенном ее подстрочном переводе (выделенном курсивом), где слова разделены по слогам, чтобы выявить число слогов, я привёл несколько попыток перевода строфы. Эти подобранные варианты (напечатанные с отступом) не соответствуют, конечно, моей мысленной последовательности попыток решения, и тем более я не стал приводить все маленькие варианты перевода. А вот в конце я привёл свой окончательный вариант (выделенный жирным шрифтом). Рядом со строфой-подстрочником и строфой-результатом показаны схема рифмы и количество слогов.
Grau- blau- er Ne- bel, die komm- en- den Zei- ten. a 11
Lang durch- su- chen den Strahl Hoff- nung die Au- gen. a 11
Vie- le Jah- re trei- ben den Zug der Ta- ge, b 11
Kein Strich, kein Ge- sicht zu sehn. Au- gen er- schöpft. a 11
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst.
Unnütz späht ich nach Zeichen himmlischer Gunst.
Gewährt auch Hoffnung dem Leben noch Jahre –
Gewährt die Hoffnung dem Leben noch Jahre -
Kein Zeugnis erschien mir zukünftigen Tuns.
Kein Zeugnis entdeckst du lebendigen Tuns.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst.
Späh nicht unnütz nach Zeichen himmlischer Gunst.
Mögen Jahr um Jahr endlos Tage vergehn –
Mögen Jahr um Jahr künft´ge Tage vergehn -
Mögen Tage, mögen Jahre vergehen -
Kein Antlitz, kein Zug zeigt sich glücklichen Funds.
Kein Zug gibt dir Zeugnis lebendigen Tuns.
Kein Zug gibt dir Botschaft lebendigen Tuns.
Du siehst nicht Zug noch Antlitz glücklichen Funds.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst –
Beherrschte ich doch eines Hellsehers Kunst!
Hin hasten Tage, sie werden zu Jahren,
Keine Botschaft erreicht mich des Zeitenschlunds
Kein Bild formt sich mir des verborgenen Grunds.
Kein Bild gibt mir Kunde erhofften Befunds.
Kein Zeichen erscheint mir erhofften Befunds.
Des vergeblich erhoften Zukunft-Befunds.
Die Zukunft – verhangen von graublauem Dust -
Gern hätte ich um ihre Botschaft gewußt.
Geheim hält sie, was ich so gerne gewußt.
Hin hasten Tage, verschmelzen zu Jahren,
Es fügt sich kein Bild aus dem wogenden Wust.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst.
Späh nicht unnütz nach Zeichen himmlischer Gunst.
Mögen Jahr um Jahr künft´ge Tage vergehn –
Kein Antlitz, kein Zug zeigt den Hauch des Befunds.
Vergeblich erhofften Visionen-Funds.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst. a 11
Beherrschte ich doch eines Hellsehers Kunst! a 11
Hin hasten Tage, sie werden zu Jahren b 11
Vergeblich erhoffter Visionen-Brunst. a 11
9. Эту статью я завершил вдогонку изданию книги моих переводов Абая, которое готовится в Кёльнском издательстве „Önel“. В книге поэтические переводы Абая и казахские оригиналы поэта противопоставлены друг другу, а добавочно печатаются избранные переводы на русский язык, которые указывают на их роль в процессе отбора. В качестве введения сборник содержит эссе Герольда Бельгера об Абае, а исторический взгляд на «Творчество Абая в немецких переводах» представляет – включая оценку моих переводов – текст выступления Бельгера на научной конференции; имеются еще данные об источниках Бельгера и библиографически составленные комментарии. Теперь, как заключительная глава, войдет в книгу и эта статья.
Осенью 2006 года в Германии при содействии посольства Республики Казахстан начала выходить на немецком языке «Казахстанская Библиотека», включающая двадцать томов. Первыми двумя книгами вышли роман-дилогия Абдижамила Нурпеисова «Последний долг», в которой экологическую катастрофу, происходившую с Аральским морем, пронзает треугольник любовных отношений (издательство «Dagyeli» Берлин), и исторический роман Абиша Кекильбаева «Минарет или Конец легенды», в котором восточно-аллегорический любовный сюжет сурово обрывается противоположностью творчества и власти (издательство „Önel“, Кёльн). Какие бы книги еще ни планировались, конечно, должен в эту библиотеку войти и Абай.
Дойдёт ли это первое издание переведенных на немецкий язык стихов Абая до общественности Германии? Заметят ли его немецкие средства массовой информации? (Возможно, поможет успеху картина Лейлы Махат, на основании которой оформлена обложка книги; ее название, в переводе с казахского «Тумар» - «Амулет»). Критический приём пусть вызовет новые попытки переводить стихотворения Абая. Я желаю Абаю сердечного приема в Федеративной Республике Германии.
Абая, именем которого названа улица в Берлине, иногда называют «казахским Гете». Эта метафора имеет основание, так как подразумевает значение, которое имеет этот поэт, композитор и просветитель для национальной литературы, универсальность его творчества и деятельности. Но вряд ли была бы верна эта метафора, если бы он не был «другим», как сказал поэт Лермонтов о Байроне.
Выходец из степи, Абай по замыслам своего отца, имевшего четыре жены, должен был занять должность родового судьи, чтобы помогать отцу в управлении родом, но Абай стал защитником интересов народа.
Абай не ограничился обучением в мусульманском медресе, наряду с восточными языками он изучил также и русский язык, а сосланные царским режимом русские революционеры обогатили его знания и расширили его мировоззрение. Его духовное, поэтическое общение с восточными классиками, а также с Пушкиным, Лермонтовым и Львом Толстым, знакомство с мировой литературой позволили ему, опираясь на казахское устное народное творчество, стать основоположником письменной казахской литературы. Это был путь, осложненный конфликтами, внутриродовыми интригами, слежкой со стороны российских властей, а также путь, сопровождаемый семейными трагедиями. Вся драматичность того периода его жизни выражена строкой его стихов, написанных за три года до его смерти: «Это не жизнь, что осталась за мной, это моя неисполненная мечта!».
Хотя немецкому читателю творчество Абая пока еще не доступно, но этот поэт и его эпоха вызвали немало сопереживаний у читателей благодаря одному роману. Это роман-дилогия Мухтара Ауэзова «Абай» (в немецком варианте «Перед рассветом», 1958) и «Путь Абая» (на немецком языке «С течением времени», 1961). В рецензии, написанной к роману, отмечено его бесспорное значение для мировой литературы: «Великолепно, без каких-либо шаблонов, выражены взаимоотношения между выдающейся личностью и народом на фоне многогранных социальных, культурных и межличностных взаимосвязей и взаимовлияний».
Я прочел этот роман несколько десятилетий назад, когда только начинал свою деятельность в издательстве, но до сих пор живы в моей памяти написанные Ауэзовым картины степей, жестоких битв, в которых проходили переломные моменты феодального кочевого общества, а также картины, отображающие рост авторитета Абая, воспетый даже в песнях, и его разрушенная старыми обычаями и предрассудками любовь к Тогжан. Этот роман продолжает жить во мне и в моих представлениях о Казахстане.
Вряд ли тот, кто прочитал в нашем немецком издании роман Мухтара Ауэзова, посвященный Абаю, забудет его. В этом романе автор постарался передать отношение героя к феодальному обществу казахского народа, который ранее был кочевым народом, а теперь переживал социальный переворот. В романе показаны события, происходившие как с приходом капиталистических производственных отношений, так и под влиянием революционных настроений из самодержавной царской России.
Когда 1 января 1958 года я принял приглашение работать в издательстве «Kultur und Fortschritt» - «Культура и прогресс» (оно с 1964 года стало составной частью издательства «Volk und Welt» - «Народ и мир»), где я должен был работать главным редактором издательства по публикации советских авторов, вышел в свет первый том переведенной на немецкий язык тетралогии Ауэзова «Vor Tau und Tag» («Перед рассветом»). Ответственным за издание первого тома, состоящего из двух книг, был мой предшественник Эрих Мюллер. При подготовке к изданию второго тома, уже под моим руководством (том «Über Jahr und Tag» («С течением времени») был издан в 1961 году, название предложено Эрихом Мюллером), я написал одну из своих первых принципиальных издательских рецензий. Эрих Мюллер был лично знаком с Мухтаром Ауэзовым и переписывался с ним, готовя к изданию сборник казахских эпосов и сказок «Das goldene Zelt» («Золотая юрта»), увидевший свет в 1956 году. Письма Эриха Мюллера и Мухтара Ауэзова хранятся в архиве научно-культурного центра «Дом Ауэзова» в Алматы.
Незабываемое впечатление оказало на меня и сотрудничество с художником-графиком Бертом Хеллером, которого мы попросили выполнить иллюстрации к двум томам издания на немецком языке: множество красочных сцен, выполненных им оригинальным стилем и вызывающих неоднозначную реакцию, свидетельствуют о том, насколько впечатлило его произведение Ауэзова.
Перевод двух томов был осуществлен с русского языка, а на русский язык перевод выполнили четыре переводчика под общим руководством Леонида Соболева. Несмотря на то, что я считал нашим долгом, шаг за шагом переходить к тому, чтобы переводить произведения и других национальных литератур СССР с языка-оригинала, к сожалению, мы так и не добились этого в отношении казахского языка. Нашими переводчиками с русского на немецкий язык были Хильда Ангарова по первому тому, Рупрехт Вильнов по второму тому (при переводе стихов ему помогал поэт Вильгельм Ткачик). Прошло больше половины столетия, а чувство близости к земле Казахстана, благодаря искусству, стилю, силе изображения Мухтара Ауэзова в его романе-эпопее, представляющей страну в движении, я испытывал уже в первый свой приезд в Казахстан, несмотря на все преобразования на казахской земле, произошедшие со времен Абая. А очарование связано, конечно, именно с личностью Абая, с изображением его борьбы с общественными противоречиями и ударами судьбы. Меньше запомнились мне от первого чтения романа переведенные на немецкий язык цитаты из поэзии Абая.
Меня радует, что мы, благодаря нашим издательским возможностям, выпустили в издательстве «Volk und Welt» («Народ и мир») до 1989 года восемнадцать казахских произведений. Наряду с произведениями Ауэзова, это книги Тахави Ахтанова, Ануара Алимжанова, Дукенбая Досжанова, Абиша Кекильбаева, Сатимжана Санбаева, Мориса Симашко, Олжаса Сулейменова. Кроме того, был издан сборник казахских рассказов, уже упомянутый сборник казахских народных эпосов и сказок, а также, вопреки некоторым препятствиям, книга произведений этнических немцев Поволжья. Творчество Абая на время выпало из наших планов. Конечно, я бы мог сослаться на то, что «Volk und Welt» издавал мировую литературу ХХ столетия, но такой пробел был и у других. Казахскую литературу в Германии издавали. Например, произведения Абдижамила Нурпеисова вышли в свет в «Aufbau», Тынымбая Нурмагамбетова – в «Kinderbuchverlag».
Для меня важным стимулом для обращения к собственному воспроизведению поэзии Абая было переименование «Улицы №90», которая находится рядом с берлинским зданием посольства суверенной Республики Казахстан, в «Abaj Strasse». Чествовать Абая во всем мире, такое решение было принято ЮНЕСКО еще тогда, когда приближалось 150-летие поэта. В связи с этим посольство Казахстана обратилось в округ Панков Берлина с просьбой дать название безымянной до этого улице №90, на которой находилась резиденция посольства. Во время церемонии, открытой послом Казахстана Е.М.Асанбаевым, прозвучали выступления, в которых вспоминали, что к учителям Абая относился политический ссыльный Е.П.Михаэлис, потомок российских немцев, на исторической родине которого одна из улиц отныне названа именем Абая. Бургомистру округа Панков предстоит «продлить» эту улицу. Если это предложение воспринимать как метафору, то первое немецкое издание Абая смогло бы способствовать такому «продлению». На церемонии в честь присвоения имени Абая улице в Берлине побывал поэт Олжас Сулейменов; он приезжал из Рима, где находился в качестве посла Казахстана. Свое отношение к истории поэт выразил следующими словами: «Слово отражает глоток, порыв, камень, улыбку, стук копыт, прозвучавший в те далекие времена, и виноградную лозу, прогнувшуюся под тяжестью плодов». Заместитель бургомистра округа Панков А.Любавинский в своем выступлении даже процитировал стихотворение Гете в переводе Абая на казахский язык. Посол Казахстана и господин А.Любавинский, находясь на стремянке, вместе сняли драпировку с таблички «Abaj Strasse». Написание имени с буквой «j» указывает на небольшую проблему в рецепции – разный способ транскрипции.
Решение о переименовании улицы было принято административным ведомством округа Панков в Берлине 14 декабря 1999 года, а торжественное открытие состоялось 18 февраля 2000 года. В праздничной церемонии, организованной казахстанским посольством, принимали участие многие жители, живущие по соседству, и другие берлинцы. Из Казахстана приехал писатель Калмухан Исабаев. Гетевское «Над вершинами гор тишина», переведенное и положенное на музыку Абаем, стало популярным в Казахстане как песня. Писатель Калмухан Исабаев привез в 1979 году в Габельбах текст Абая. Немец из Алматы Герольд Бельгер в одной из своих работ сопоставил гетевское «Завещание» и абаевское «Когда смерть придет за мной». Его размышления затрагивают творчество обоих поэтов; он проводит параллель между традициями через тысячелетия, а это не так просто сделать. Не просто постичь строфу из стихотворения Абая, не осознав в целом призвания поэта, его ответственности перед будущим, утверждаемой или отчаянно осознаваемой вечностью законов бытия. Приведу следующие строки: «Сбылись ли мои мечты? – Что за иллюзии! / - Меня гнетет, что я не достиг большего. / Но что толку жаловаться в этих стихах: / В них не скроешь тайны».
Обойдем вниманием – основанные скорее на невежестве – протесты отдельных жителей против переименования, которые были напечатаны в «Berliner Zeitung», наряду со статьями с достоверной информацией. Я же написал статью об этом празднике «Абай в Берлине» в информационном форуме «Top / Berlin international» (№5, 2000), издаваемом управлением Сената по труду, социальным и женским вопросам, уполномоченным по вопросам иностранцев. Кроме того, чтобы лучше приблизиться к Абаю- поэту, в Немецкой государственной библиотеке я читал стихи Абая на русском языке из сборника «Избранное» издательства «Художественная литература» (Москва, 1970, предисловие Мухтара Ауэзова). Это чтение целиком обогатило мое впечатление от поэзии Абая, но в моем подсознании всплыло воспоминание о статье в газете «Феникс», в которой Герольд Бельгер проводил параллели между стихотворением Гёте «Завет» и Абая «Когда умру…» (Альманах российских немцев по художественной литературе и публицистике. Алматы, 1995, № 11). Тогда, в конце статьи «Абай в Берлине» я написал: «Не просто на основании одной строфы из стихотворения Абая продемонстрировать его отношение к призванию поэта, его ответственность перед будущим, утверждаемую или поставленную под сомнение вечность законов бытия. Приведу все же следующие строки: „Fand ich Erfüllung? – Wie illusionär! / Daß ich nicht mehr erreichte, drückt mich schwer. / Was aber nützt es, im Gedicht zu klagen: In Versen blieb es kein Geheimnis mehr“ [1].
Этим стихотворением в русском переводе, выполненном Юлией Нейман, Абай оказал на меня впечатление благодаря своему требовательному отношению к себе, когда он оглядывается назад на прожитую жизнь, когда осознает себя борцом, сожалея о том, что у него недостаточно сил для борьбы, когда представляет отчет перед своими современниками. Смотрит ли он обескураженным взглядом на прожитую жизнь? Всё его стихотворение, его слог, стиль, выдержанная динамика от строки к строке не отпускали меня более от притяжения к Абаю. Итак, речь идёт о первых четырех строках стихотворения Абая, которые я перевёл, доверяя поэтическому переводу Нейман с казахского на русский язык, не располагая ни подстрочником, ни консультацией, помогающей мне глубже постичь оригинал. Это было, пожалуй, первым импульсом, который через какое-то время дал повод предпринять новые попытки перевести на немецкий язык Абая.
В декабре 2002 года я неожиданно получил приглашение от казахстанского ПЕН-клуба из Алматы, для вручения мне премии имени Михаила Дудина «за значительный вклад в пропаганду казахской культуры и издание литературы Казахстана на немецком языке». 5 мая 2003 года (в Алматы я был уже восьмой раз) я получил награду из рук президента казахстанского ПЕН-клуба Абдижамила Нурпеисова. Ещё в 1998 году Герольд Бельгер в «Казахстанской правде» опубликовал своего рода хвалебную речь под заголовком «Благодарность собрату». В конце октября 2002 года вышла в свет ещё одна его большая статья «Приятная весть из Берлина», в которой обсуждалась моя книга «Фольк унд Вельт. Автобиографические свидетельства об одном легендарном издательстве». Во время моих нескольких встреч с Бельгером темой разговора был Абай. Нурпеисов показал мне казахские издания Абая, вышедшие к 150-летию со дня рождения. Этот юбилей праздновался во всём мире по решению ЮНЕСКО. Бельгер подарил мне первое немецкое издание произведений Абая под названием «Buch der Worte» («Книга слов»), подписав следующим посвящением: «Ну, должен же быть у казахстанца Лео Кошута Абай. Иначе Лео не поймёт казахов, а Абай – Лео. А это было бы досадным недоразумением. Герольд. 07.05.03». И в поиске более обширного сборника стихов Абая на русском языке я приобрел книгу «Абай. Стихи. Поэмы. Проза» (Алматы, 2002).
Обе книги обогатили мои знания об Абае, моё отношение к нему. «Книга слов» - по-немецки название оригинала можно было перевести и как «Медитации» - содержит многообразие моральных, политических, философских максимов, наставлений и заветов. Книга «Абай. Стихи. Поэмы. Проза» стала для меня особенно ценной ещё и благодаря тому, что в ней было эссе Герольда Бельгера «Властитель – слово. Почему трудно переводить Абая?». Это основополагающее произведение – созданное в 1991 году и до сих пор многократно переизданное – стало для меня своего рода озарением и в то же время вызовом. То, что я почти интуитивно понял: прямо-таки библейско-творческая сила слов Абая, которые являются самобытными, незаменимыми, полными глубокого значения и смысла, к тому же поэтика, ломающая ставшие рутиной традиции, вплоть до стихосложения, метафоричности, интонации, но подчиненная смыслу, ставит перед поэтом-переводчиком сложные проблемы – не говоря уже о национальных чертах и об отношении к религии. К этому нужно ещё прибавить, что в бессмертных стихотворениях Абая присутствуют личность поэта и его жизненный опыт. От того, что я передаю здесь своими словами, у меня возникло искушение перевести в стихотворной форме хотя бы некоторые стихотворения Абая.
Начинал я со следующего: я не знаю казахского языка, и не было у меня подстрочных переводов. Не буду касаться спора, уже ставшего вечным, о том, допустимы ли стихотворные переводы через построчный перевод. В своей издательской практике я вынужден был быть гибким. Если имелись знающие язык поэты, то предпочтение мы отдавали им (хотя они обыкновенно сильно привязаны к своей собственной поэтике, так что она может более или менее всё равно взять верх над поэтикой переводимого оригинала, привести к адаптации). В случае, когда мы не хотели отказаться от того, чтобы обогатить немецкую культуру изданием иноязычного поэта, мы были вынуждены предоставить немецкому поэту-переводчику подстрочники. Подстрочник должен, правда, передавать оригиналы до мельчайших деталей, он требует особого искусства. Вот пример. При издании в издательстве «Фольк унд Вельт» двуязычного сборника Николая Асеева („Stählerne Nachtigall“ – «Стальной соловей»; на русском и немецком языках, Берлин, 1973), переведенного и знающими русский язык поэтами, и поэтами, работающими на основании подстрочников, мы в случае с одним стихотворением, наряду с его немецким поэтическим переводом, напечатали образцовый подстрочник Оскара Тёрне.
Мы отдавали предпочтение хорошим немецким поэтам, делающим поэтический перевод, не отказываясь при этом, в случае необходимости, от помощи знающего русский язык поэтически одаренного любителя. Кроме этого, я сам накопил многогранный опыт на собственных попытках и как переводчик стихотворений Михаила Лермонтова, и как издатель произведений Владимира Маяковского, Константина Симонова, Сергея Есенина, Булата Окуджавы, Риммы Казаковой (все – русскоязычные), Ильи Чавчавадзе (грузинский), Габдуллы Тукая (татарский), кабардинского сказания Сосруко и других, а также при издании (без собственных попыток поэтического перевода) произведений Юстинаса Марчинкявичюса и Олжаса Сулейменова, к которым я написал подробные послесловия. Теперь передо мной в качестве источника находились только два вышеназванных издания переводов на русский язык (из книги «Избранное» издательства «Художественная литература» я сделал себе несколько копий, когда читал книгу в Государственной библиотеке). Конечно, я обратил внимание, прежде всего, на те стихи, в которых, по моему мнению, ярче всего ощущалась личность, черты характера, позиция поэта. Это означало также, что я предпочитал те переводы, которые, как мне казалось, наиболее точно и непосредственно передают суть Абая, наименее – в поиске художественного решения на русском языке – приближаются к адаптации. Я нашёл очень интересным то, как Герольд Бельгер в своей поздней статье «На пути к немецкому Абаю» (AMANAT, № 6, 2004) не только цитировал мои письма, но и сам комментировал мои решения, анализировал мои результаты. Фактически, я сознательно опирался на переводы Юлии Нейман (а один раз и на перевод Александра Гатова), потому что именно у нее я меньше всего опасался риска поддаться метафорам, которые служат творческой передаче соответствующего оригинала, не очень соответствуя его поэтическому оформлению (этим самым я, конечно, не формулирую критерии для художественной оценки свободных поэтических переводов стихов, хотя мне кажется, что стихи Абая достигают глубины мысли и эмоциональной силы благодаря безыскусственному языку).
Таким образом, исходя из вышеуказанной практики, я перевел четыре стихотворения Абая на немецкий язык: «Язык любви – язык без слов», «Когда умру, не стану ль я землей?», «Тихой ночью при луне» и «Я надеялся – листья надежды желты». Эти стихи самым различным образом дополнили для меня образ поэта (даже, если он и заштрихованный), который по-человечески располагает к себе. Герольд Бельгер в упомянутой статье, со знанием дела и так проникновенно написал об этих четырех стихотворениях, переведённых на немецкий язык, сравнивая их с оригиналами и переводами на русский язык, и сделал это так хорошо, что мне почти ничего не осталось и добавить. И всё же, следующие вопросительные предложения Абая в начале стихотворения «Когда умру, не стану ль я землей?» сами по себе однозначно вытекают из стихотворения. Ведь поэт задаёт себе вопрос: что от него останется после смерти. Все следующие друг за другом вопросы посвящены (с точки зрения живущего ещё на земле человека) таинству смерти и таят в себе намного больше пространства для интерпретации, чем возможная констатация чего-то неизбежного. К тому же, они открывают интонацию, которая придаёт стихотворению в переходе к диалогу автора с «потомком» (по сути это диалог с самим собой и тем миром, который наступит после его смерти) цельность, вплоть до – Бельгером убедительно интерпретированного – замаскированного автором внезапного прекращения откровений. Какая личность, с каким жизненным опытом говорит с нами через это стихотворение и, конечно, требуется, чтобы и в переводе каждое слово, каждая рифма имели соответствующее значение.
Тогда во время моего первого перевода («Язык любви – язык без слов») я еще не следовал казахской рифме aaba, которая вместе с казахскими девяти- и одиннадцатисложными стихотворными строками все же может и без немецкой стихотворной стопы придать поэзии адекватную выразительность; правда, это требует особо построенной дикции, особого построения языка. Позже я в этом своём первом переводе Абая на немецкий язык ничего не изменил, за исключением отдельных деталей. В самом начале Бельгер предостерегал меня по поводу неправильного воспроизведения слова «аул» («Aul») словом «деревня» («Dorf»), я тогда отстоял слово «деревня». Но в издаваемом немецком сборнике «Двадцать стихотворений Абая» я всё-таки поставил слово «аул» («Aul»).
В том же 2004 году, когда вышла в свет блестящая статья Бельгера в «Аманате», я опубликовал в немецком журнале «die hоren», последовавшем за основанным в 1795 году Фридрихом Шиллером и просуществовавшем тогда до 1797 года журнале, три из этих переводов стихов Абая на немецкий язык, вместе с отрывками из Бельгеровского эссе «Духовное созвучие – Абай и Гёте». Эта публикация была посвящена памяти поэта к столетию со дня его смерти («Гёте и Абай. В память о казахском народном поэте» – Бремерхавен, Выпуск 216).
Вслед за своим анализом моего перевода стихотворения «Когда умру, не стану ль я землей?» Герольд Бельгер пишет, не занимаясь мелочной критикой: «Браво, Лео – невольно вырвалось у меня. Я удивился: как он сумел, пройдя через все лексические, стилевые, версификационные сложности и преграды так ловко «онемечить» Абая». Конечно, без такой оценки великолепного знатока Абая, я бы не набрался мужества продолжить эту работу. Правда, предполагалось, что я мог опираться в работе на подстрочные переводы, не говоря уже о консультациях Бельгера, который получал от меня каждый готовый мой поэтический перевод стихов. С самого начала наша переписка уже отражала наше сотрудничество. Здесь я должен упомянуть две книги, которые, наряду с другими, мне выслал Герольд Бельгер. Первой была книга «Двадцать стихотворений Абая» (Составитель и переводчик Марат Адибаев, Алматы, 2005). Дата указана под письмом в посвящении: «Дорогой Лео! Вот обещанная книга. Надеюсь, она послужит подспорьем для начинающего абаеведа. Герольд. 28.07.05». Затем последовала вторая книга, в расширенной редакции, отчасти с новыми эссе «Абай. Тридцать семь стихотворений» (Составитель и переводчик Марат Адибаев, Алматы, 2006). Обе книги содержали эссе об Абае, в обеих было эссе Бельгера «Властитель – Слово. Почему трудно переводить Абая?», во второй книге было также эссе «К русскоязычной адаптации поэзии Абая» и эссе под названием «Опередившие время», в котором проводится параллель между Пушкиным и Абаем. Но, прежде всего, нужно сказать, что там находились двадцать и тридцать семь стихотворений Абая в оригинале, их подстрочный перевод и до шести поэтических переводов на русский язык каждого стихотворения, а также по всем поэтам, кому принадлежал поэтический перевод, была дана краткая биографическая информация. Такие книги (вторая была расширенной редакцией первой) могут дать толчок иноязычному усвоению Абая, оказать бесценную помощь переводчикам, имелось бы только знание русского языка. Мне лично вторая книга очень помогла расширить свой выбор стихотворений для поэтического перевода, хотя, конечно, в количественном отношении преимущества были ограничены. А именно потому, что я очень высоко ценю это издание, я не могу промолчать о том, что оно всё же имеет, к сожалению, один существенный недостаток. Ах, если бы только подстрочный перевод, который будет фундаментом в работе того, кто делает поэтический перевод, отвечал его основным требованиям! Отвечали бы они критериям подстрочника, которые выдвигает Бельгер в своем эссе и которым отвечают его собственные подстрочники! Здесь я имею в виду не только мои проблемы с ужасным «Утёсом» в последней строке подстрочного перевода стихотворения «Посмотри, этот мир тебя грабит», который я тщетно пытался поэтически интегрировать, пока Герольд Бельгер, шокированный «чертовым утесом», не разъяснил, что в оригинале речь идёт о «правде, истине» (путаница между «шын» и «шың – 15.05.06). Такого рода неправильные подстрочные переводы в некоторых случаях удерживали меня от попыток переводить те или иные стихи, в двух-трёх случаях я имел возможность получить интерпретации стихов от Бельгера или от берлинского тюрколога Зигрид Кляйнмихель. От Бельгера я получил подстрочные переводы для дополнительных стихов. В любом случае было бы действительно стоящим делом, переработать вторую расширенную книгу в этом отношении.
Поэтические переводы стихов на русский язык очень помогают в работе, так как они содержат многообразие интересных, а порой и вызывающих несогласие интерпретаций. Как бы то ни было, каждый, кто делает поэтические переводы стихов, исходя из своего глубокого и всё охватывающего восприятия оригиналов, должен найти свои решения.
То ли он не мог дождаться возможности составить книгу переводов стихов Абая на немецкий язык, то ли он хотел дать вызов мне, но, когда он получил от меня всего только пять стихов, то в письме от 12 декабря 2005 года Герольд Бельгер ошарашил меня идеей, не стоит ли взяться за сборник моих переводов и переводов четырех других авторов, опубликовавших немецкие переводы стихов в журналах. Мой ответ от 8 января 2006 года был предопределён – так сильно уже захватило меня занятие стихами Абая. А на реальное решение вопроса навела меня упомянутая книга «Двадцать стихотворений Абая». «Раз я уже взялся за Абая и Вы меня одобряете, - ответил я Бельгеру, - в моих мыслях мне представляется немецкое издание, автором-составителем которого является Герольд Бельгер, автором статьи или статей и возможных комментариев тоже Бельгер, консультантом переводчика - Бельгер, а переводчиком Лео Кошут». В таком случае не будет у меня и возражений против добавочного отдела с конкурирующими переводами других. «Пусть будет возможность для сравнений, как и в той книге с оригиналами и подстрочниками и русскими переводами... На это, конечно, еще уйдет время, но цель этого стоит». В итоге прошло целых три года, пока я смог выслать Бельгеру 18 августа 2006 года рукопись моего двадцатого стихотворного перевода «Природа смертна – вечен человек» (русский поэтический перевод Льва Озерова взят из книги «Абай. Стихи. Поэмы. Проза»; немецкий подстрочный перевод с оригинала осуществила для меня Зигрид Кляйнмихель).
Двадцать стихотворений – это малое количество избранного, и всё же, подводя итог, я бы сказал: «Какой великолепный поэт говорит этими стихами! Как он захватывает, терзаясь своей философской борьбой за постижение непримиримого и неразрывного противостояния смерти и бессмертия!» В стихотворении «Грядущее скрыто туманом от нас» центральной проблемой является – сразу же социально интерпретированное - противопоставление между «Я» (разум и душа) и «Моё» (плоть). Осуждая необузданность «господ», их рвение к обогащению, Абай выдвигает неприкрыто общественные требования, обобщает свои размышления афористически – у меня по-немецки так: „Flieht die Seele, verläßt sie Leib und Güter. / Also sag: Was verbleibt dir dann noch vom `Mein´?“ [2]. Всё стихотворение написано в стиле мучительного поиска правды, уже во вступлении звучит: «Beherrschte ich doch eines Hellsehers Kunst!» [3].
То, что мысли и вопросы Абая всё время выливаются в афоризмы, это тоже характерно для его языка, а для того, кто переводит его стихи, это является своего рода вызовом. Вот, к примеру, размышления поэта о бренности человека (включающие все же поиск смысла жизни): „Doch darf man jemanden gestorben nennen, / wenn seine Worte in uns weiterglühn?“ [4]. Бренность остается, по крайней мере, предостережением: „Schon die Minute gleicht dem Menschenleben, / sie bricht an, ist dahin... Ein Windhauch im Gras.“ [5].
Как будто для нашего времени написан разговор Абая со своим сердцем: „Die uns heute laut jubelnd umdrängen, / stürzen noch unsre Podeste um.“ Или: „Die Dirne, die nur mit dem Geld ins Bett geht - / sie wählt nicht den Mann nach Wert“ [6]. Многие строки поэта основаны на критическом взгляде назад, на свою собственную жизнь, на болезненные воспоминания, и этим автор очень располагает к себе: „Sag, welche Ernte hast du eingefahren? / ... / bliebst du doch ungebeugt, trotztest Gefahren?“ – спрашивает он себя в стихотворении «Рос ты быстро, стремясь в небосвод голубой» [7]. Поэт ищет сочувствия, солидарности, потому что его измученное сердце «на сорок лоскутов тоскою растерзано» („Von vierzig Flicken umfaßt / pocht weh mein gequältes Herz“). Я цитирую из моих переводов, не перечисляя при этом множество попыток, предпринятых мною в стремлении как можно лучше приблизиться к Абаю, но, надеюсь, что в примерах узнаваемы мои критерии. Обязательно надо было обеспечить, чтобы строчки вливались в соразмерную интонацию строфы, а строфы – в соразмерную интонацию всего стихотворения.
„Ein jeder lebt in seiner Zeit“ [8] - так говорится в последнем, не меньше других задумчивом стихотворении. То, что Абай как просветитель своего времени и в стихах не отказывается от прямых сопоставлений, доказывает уже самое первое стихотворение моего сборника „O Gott, erhöre mich doch“ [9], а что касается этого стихотворения, я был неуверен, будут ли понятны для немецкого читателя, к примеру, нападки автора на своих сородичей - найманов и аргынов. Здесь ещё появляется существующий в реальной жизни «тез», то есть станок, с помощью которого выпрямляют или сгибают жерди для постройки юрты. Как я мог создать словесный образ, по которому бы немецкий читатель понял, что речь идет о станке, которым Бог выправляет неразумных – Begradigungszwinge, Spantenbiegestock, Schöpfungs-Biegebock, Schöpfungs-Biegestock? В стихотворении «Зима» я не стал по имени называть сородичей Кандыбая и Каная, а заменил их обобщающей фразой: „Statt Wölfen füttert lieber der Weiden Herrn“ [10]. В картине зимней стихии мне показалась такая замена допустимой деталью. Хотя я не уверен, узнает ли немецкий читатель в стихотворении «Зима» в грозном «свате – зиме» [11] северных соседей казахов, которых по интерпретации казахских исследователей поэт имел в виду.
Следует отметить, что стихотворения «Лето» и «Зима» взяты из более широкого цикла времён года. Они отличаются от других более повествовательным стилем, свидетельствуют о примечательном разнообразии поэтических средств в произведениях Абая. А какая мудрость звучит в последних строках стихотворения «Лето»: „Nur ein Alter, dem vergangne / Kraft im Traum bloß aufersteht, / lacht lauthals – und folgt beklommen / dem, was ringsum vor sich geht“ [12].
Стихи Абая даже из такого избранного малого количества показывают поэта в самых различных настроениях и состояниях – решительным, обеспокоенным, задумчивым, печальным, одиноким. Тем больше веса приобретает его подтверждение о призвании поэта („DIES heißt: Berufung des Poeten“), его поэтическое заявление о готовности: „Kraftvoll zu dienen dem Planeten, / zu geißeln, was der Menschheit Last“ [13].
Все мои переводы Абая на немецкий язык, как и приведенные в этой статье цитаты на немецком языке, – результат работы над переводом. В целях «экономии» места я ограничиваюсь демонстрацией этого рабочего процесса на одном небольшом примере. Пусть первая строфа стихотворения «Грядущее скрыто туманом от нас» послужит таким примером. Основываясь на нижеприведенном ее подстрочном переводе (выделенном курсивом), где слова разделены по слогам, чтобы выявить число слогов, я привёл несколько попыток перевода строфы. Эти подобранные варианты (напечатанные с отступом) не соответствуют, конечно, моей мысленной последовательности попыток решения, и тем более я не стал приводить все маленькие варианты перевода. А вот в конце я привёл свой окончательный вариант (выделенный жирным шрифтом). Рядом со строфой-подстрочником и строфой-результатом показаны схема рифмы и количество слогов.
Grau- blau- er Ne- bel, die komm- en- den Zei- ten. a 11
Lang durch- su- chen den Strahl Hoff- nung die Au- gen. a 11
Vie- le Jah- re trei- ben den Zug der Ta- ge, b 11
Kein Strich, kein Ge- sicht zu sehn. Au- gen er- schöpft. a 11
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst.
Unnütz späht ich nach Zeichen himmlischer Gunst.
Gewährt auch Hoffnung dem Leben noch Jahre –
Gewährt die Hoffnung dem Leben noch Jahre -
Kein Zeugnis erschien mir zukünftigen Tuns.
Kein Zeugnis entdeckst du lebendigen Tuns.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst.
Späh nicht unnütz nach Zeichen himmlischer Gunst.
Mögen Jahr um Jahr endlos Tage vergehn –
Mögen Jahr um Jahr künft´ge Tage vergehn -
Mögen Tage, mögen Jahre vergehen -
Kein Antlitz, kein Zug zeigt sich glücklichen Funds.
Kein Zug gibt dir Zeugnis lebendigen Tuns.
Kein Zug gibt dir Botschaft lebendigen Tuns.
Du siehst nicht Zug noch Antlitz glücklichen Funds.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst –
Beherrschte ich doch eines Hellsehers Kunst!
Hin hasten Tage, sie werden zu Jahren,
Keine Botschaft erreicht mich des Zeitenschlunds
Kein Bild formt sich mir des verborgenen Grunds.
Kein Bild gibt mir Kunde erhofften Befunds.
Kein Zeichen erscheint mir erhofften Befunds.
Des vergeblich erhoften Zukunft-Befunds.
Die Zukunft – verhangen von graublauem Dust -
Gern hätte ich um ihre Botschaft gewußt.
Geheim hält sie, was ich so gerne gewußt.
Hin hasten Tage, verschmelzen zu Jahren,
Es fügt sich kein Bild aus dem wogenden Wust.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst.
Späh nicht unnütz nach Zeichen himmlischer Gunst.
Mögen Jahr um Jahr künft´ge Tage vergehn –
Kein Antlitz, kein Zug zeigt den Hauch des Befunds.
Vergeblich erhofften Visionen-Funds.
Die Zukunft – sie liegt hinter graublauem Dunst. a 11
Beherrschte ich doch eines Hellsehers Kunst! a 11
Hin hasten Tage, sie werden zu Jahren b 11
Vergeblich erhoffter Visionen-Brunst. a 11
9. Эту статью я завершил вдогонку изданию книги моих переводов Абая, которое готовится в Кёльнском издательстве „Önel“. В книге поэтические переводы Абая и казахские оригиналы поэта противопоставлены друг другу, а добавочно печатаются избранные переводы на русский язык, которые указывают на их роль в процессе отбора. В качестве введения сборник содержит эссе Герольда Бельгера об Абае, а исторический взгляд на «Творчество Абая в немецких переводах» представляет – включая оценку моих переводов – текст выступления Бельгера на научной конференции; имеются еще данные об источниках Бельгера и библиографически составленные комментарии. Теперь, как заключительная глава, войдет в книгу и эта статья.
Осенью 2006 года в Германии при содействии посольства Республики Казахстан начала выходить на немецком языке «Казахстанская Библиотека», включающая двадцать томов. Первыми двумя книгами вышли роман-дилогия Абдижамила Нурпеисова «Последний долг», в которой экологическую катастрофу, происходившую с Аральским морем, пронзает треугольник любовных отношений (издательство «Dagyeli» Берлин), и исторический роман Абиша Кекильбаева «Минарет или Конец легенды», в котором восточно-аллегорический любовный сюжет сурово обрывается противоположностью творчества и власти (издательство „Önel“, Кёльн). Какие бы книги еще ни планировались, конечно, должен в эту библиотеку войти и Абай.
Дойдёт ли это первое издание переведенных на немецкий язык стихов Абая до общественности Германии? Заметят ли его немецкие средства массовой информации? (Возможно, поможет успеху картина Лейлы Махат, на основании которой оформлена обложка книги; ее название, в переводе с казахского «Тумар» - «Амулет»). Критический приём пусть вызовет новые попытки переводить стихотворения Абая. Я желаю Абаю сердечного приема в Федеративной Республике Германии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий